Как рассказал Николай Салмин, роль витрин в музее «Шурави» играют настоящие ящики из-под снарядов со следами от пуль, сколами и деформацией.
Опубликовано в №204 от 01.11.2016
Афганистан, Вьетнам, Корея, Венгрия, Куба, Ливия, Чехословакия — это лишь небольшой список территорий, на которых в решении военных конфликтов во второй половине XX века принимали участие наши земляки-уральцы. Память об их подвиге и о погибших многие годы хранят в екатеринбургском муниципальном музее памяти воинов-интернационалистов «Шурави»* — 30 октября исполнилось ровно 25 лет, как он был открыт. Николай САЛМИН, директор музея, в интервью «ОГ» вспомнил, как всё начиналось…
*Шурави — в переводе с персидского означает «советский».
Недавно в музее прошла реэкспозиция — обновили часть стендов и добавили на стены аэрографию с видами местности Афганистана.
— Все годы мы находимся на одной площадке — в Уральском государственном педагогическом университете, в 1991 году это был Свердловский государственный педагогический институт. В это время здесь обучалось порядка 100 молодых людей, вернувшихся с войны из Афганистана. Они организовали военно-патриотический клуб «Авангард» и решили создать музей памяти погибших боевых друзей, — рассказывает Николай Салмин. — Стали собирать фотографии, документы, элементы боевого снаряжения, оружия. Специально ездили в Термез — это на границе Афганистана и Узбекистана. Там в период вывода войск раздобыли часть экспонатов. И я передал в будущий музей из своего архива фотодокументы, трофейные листовки, печатные издания того периода, где например, писали, что русские солдаты в Афганистане деревья садят — про войну в 1980-е было запрещено говорить. Мы благодарны и многим другим ветеранам, в дни создания и в последующее время передавшим в музей свои архивы.
— Постепенно музей вырос и стал больше, чем музей-память о погибших в Афганистане?
— Получился музей-урок. С его помощью мы показываем, что любой конфликт можно и нужно решать мирным путём, чтобы не было горя, трагедий. Важно, что мы с самого начала брали региональный компонент — рассказывали истории лишь участников из Свердловской области. Это сохранилось. Изменилось то, что со временем мы стали рассказывать не только про войну в Афганистане, но и про другие вооружённые конфликты. По мере накопления материалов у нас открылись новые экспозиции, посвящённые Карибскому кризису, войнам во Вьетнаме, Корее, Анголе. Мы высвечиваем белые пятна истории, потому как в советский период многие из этих событий были засекречены.
В музее «Шурави» в память о погибших зажигают свечи.
— Как собираете экспонаты, посвящённые другим войнам?
— Мы разыскиваем людей через свои связи, объединяем их. Познакомились, например, с участниками Карибского кризиса — они были разобщены, не было организации. На нашей базе, с нашей помощью они её создали и принесли в музей фотографии, медали, значки, документы. Получается, что у нас есть ещё некая объединяющая участников локальных войн миссия. В музее часто их встречи проходят.
— Полезно ли будущим педагогам здесь бывать?
— Мы всегда подчёркиваем, что это даже хорошо, что такой музей находится в стенах педагогического университета. Будущие учителя — это же будущие воспитатели наших губернаторов, президентов. А патриот — это не только тот, кто с погонами. Выпускник педагогического, который поехал в область «школу с колен поднимать», тоже патриот. Мы показываем, что любой конфликт, не только военный, — это плохо, до него не надо доводить. Кроме того, многие студенты пишут по материалам из фонда музея курсовые, дипломные работы.
Налаживать хорошие взаимоотношения с другой стороной, с мирным населением — одна из задач нашей армии в Афганистане и многих других локальных войнах.
— Знаю, что работа с архивными документами привела не только к пополнению коллекций музея, но и появлению двух книг «Интернационализм в действии»…
— Да, когда я стал директором музея в 1992 году, то начал собирать информацию из книг, документов, газет про локальные войны. Интернета тогда не было, много времени проводил в Областной библиотеке имени Белинского. В течение десяти лет по отдельным цитатам, именам, фразам складывалась «картинка». Я всё проанализировал, и получился сборник военно-исторических очерков о советском участии в этих военных конфликтах, например, там есть про Алжир, Анголу, Эфиопию, Ливию, Никарагуа. Это моя попытка ликвидировать белые пятна истории. Как бы мы не оценивали сейчас эти события — это наша история. Мы должны её знать, чтобы не повторяли ошибок, не наступали на те же грабли.
— Как считаете, сейчас в Сирии наступаем на те же грабли?
— Оценивая наше участие в Сирии, могу сказать, что мы не повторяемся. Действия наших военнослужащих очень грамотные, очень выверенные. Видно, что опыт и Афганистана, и Северного Кавказа отразился — провели анализ и сделали выводы. Об этом говорит даже статистика погибших — за год 20 человек. Конечно, каждая жизнь ценна, но по сравнению с войной в Афгане, в Чечне — это минимальные потери.
— Наше гуманитарное участие сейчас в Сирии можно сравнить с подобными действиями в Афганистане?
— Здесь можно провести параллели. Я служил старшим инструктором 201-й мотострелковой дивизии по спецпропаганде и работе среди населения. Задача нашей армии в Афганистане изначально была такая: войти, встать гарнизонами, успокоить горячие головы и предотвратить расширение гражданской войны. Для этого нужно было налаживать взаимоотношения с местным населением. А как? Используя все формы общения с разными слоями населения (кажутся парадоксальными выражения «дружественная банда», «договорная банда», но это было и давало результаты) и гуманитарную помощь: одежду, одеяла, продукты. Если судить по информации из СМИ, то сегодня тоже ведётся такая работа. Организация раздачи гуманитарной помощи хорошо отлажена, военные прекрасно подготовлены, техническое оснащение, обмундирование, конечно, лучше, чем было тогда у нас. Есть и другие параллели. Например, в Афганистане с 1987 года был принят курс на политику национального примирения, сегодня в Сирии мы видим работу центров примирения.
http://www.oblgazeta.ru/society/30738/